Table of Contents
Free

Просто мистика

Irena
Story Digest, 53 102 chars, 1.33 p.

Finished

Table of Contents
  • Просто мистика
Settings
Шрифт
Отступ

Просто мистика

 

- Слышишь?... Эй, ты слышишь? Слышишь-слышишь?... 

- Нет! Не слышу и слышать не хочу! Вас нет! Нет!!!

Он обессиленно опустился в снег. Да что ж это такое? Он сходит с ума? Да невзначай, да так проворно? Но ведь не может же быть, что это... эти... на самом деле?! 

Мистика какая-то...

И добро бы где-то в глухой чаще – а  то всего лишь обычная прогулка в пригородном лесопарке. Аллейки-скамейки, фонари даже, обжитой и цивилизованный уголок якобы дикой природы. Полно народу – летом мамы с колясками и парочки, зимой лыжники... Правда, сегодня как раз было пустынно – но он и не подумал придавать этому значение. Мало ли почему, несмотря на хорошую погоду, никто не соблазнился лыжной пробежкой в выходной? Бывает... Меньше народу – больше кислороду. Мороз и солнце, день чудесный... тарам-пам-пам, мой друг прелестный... Да и мороза особого нет. Надо было все же уговорить Людмилу составить ему компанию – тысячу лет никуда не ходили вместе. Антошка? Попросить маму – она с радостью посидит с внуком часок-другой. В следующий раз – обязательно. Так и скажет Люське: пойдем вместе, и точка! 

Правда, в прошлое воскресенье он говорил себе то же самое...

 За размышлениями не заметил, как стемнело. Погода портится? Или уже так поздно? Да вряд ли... Оглянувшись, он понял, что сошел с обычного своего маршрута и плохо представляет, где находится. Ну и что? Чай, не тайга. Максимум – выйдет к дороге не там, где обычно. Смешно же, в самом деле, заблудиться в парке! 

Однако, пожалуй, надо возвращаться. Оглядевшись, он решил, что сориентировался, и решительно двинулся вперед: "Ашхабад там!" 

Идти было тяжело.  Не сразу он понял, что идет по целине. Вот это уже было странно: когда же ухитрился сойти с лыжни, да так, что и не заметил? И где, скажите на милость, в наших краях такой густой лес? Вон какие деревья огромные. Не знал, не знал... Черт, направление бы не потерять...

И тут, словно упоминание нечистика послужило неким сигналом, лыжи неожиданно рванулись из-под ног, увлекая его вниз по неизвестно откуда взявшемуся крутому склону. Вроде же ровная дорога была?! Отчаянные попытки удержаться на ногах ни к чему не привели – он пропахал носом снег, чудом не врезался в дерево, услышал отчетливый хруст, до смерти перепугался, но через секунду сообразил, что боли нет – значит, это не нога, а лыжа, в худшем случае... и, наконец, затормозил в сугробе. 

Когда выбрался из снега, отплевываясь и ругаясь последними словами, оказалось, что лыжа действительно сломана. Это, разумеется, было лучше, чем сломанная нога, - но достаточно скверно, учитывая, что снег по колено, а кое-где и выше. Кроме того, теперь он уже совершенно не представлял, куда идти, и побрел наугад. Не тайга... к дороге выйду... выйду... к дороге... попутку проголосую... нет проблем...

А потом он услышал шепот.

Невнятный, еле слышный, идущий, казалось, отовсюду. Оглянулся – нет, никого. Послышалось? Деревья шумят? Но шепот усиливался – и вот уже можно различить: "Он нас слышит... смотрите, он слышит... эй, ты слышишь? Слышишь-слышишь-слышишь?"   

Он потряс головой – но шепот не исчез. Что за чертовщина? Головой ударился? Вроде нет... 

- Эй! – осторожно позвал он. – Кто здесь?

- Это мы... мы, мы... ты слышишь? – и смех.

- Кто вы? Где вы?!  

- Мы?... Мы здесь, здесь... 

- Где – здесь? Я не вижу вас, покажитесь!

Ветер швырнул в лицо горсть снежных хлопьев. Когда он протер глаза – вокруг кружила метель. А в метели... голубые искорки, которые сплетались, свивались, образуя странные, призрачные фигуры. То ли человеческие, то ли нет.

Снова смех. Тихий, хрустальный. 

- Вот мы, вот... Видишь? Видишь-видишь? Мы здесь...

Он застыл, не в силах шевельнуться. Может, все-таки последствия травмы головы, которую... что, не заметил? Нелогично. Нет, просто переутомился, перенервничал. В ушах звенит, круги перед глазами, метель. В его картине мира не было, не могло быть места для подобного. 

Он еще раз тряхнул головой, отгоняя наваждение. Надо  идти. Куда угодно – только не стоять на месте, иначе попросту замерзнешь. Надо же: не зеленые чертики - так голубые призраки, причем на абсолютно трезвую голову! Нет, не думать, не думать о них. О чем угодно. Анекдоты рассказывать. Самому себе. Песни петь. В лесу родилась елочка, в лесу она... росла... зимой и летом стройная... 

Стоп.

Мимо этой поваленной сосны он совершенно точно уже проходил. Это совсем недалеко от той горки, с которой он так бездарно упал. Кругами ходим, да? Классически? Как это там - бес нас в поле кружит, видно... или водит? В общем, кружит, водит... Не напугаете, галлюцинации чертовы. Не на такого напали. Надо просто быть внимательнее, следить за дорогой, тогда не будешь кругами ходить. Этому есть научное объяснение, он читал. Вперед! Закружились бесы разны... как... гм... снежинки в январе...

Смех стал громче. Злее? Или показалось?

- Бесы? Кто это – бесы? Мы не бесы, нет... нет-нет-нет... как снежинки в январе, да... как снежинки-закружинки... 

Кружит метель, кружат голубые искры, мелькают перед глазами странные, полупрозрачные лица. Легко сказать – следить за дорогой. За какой, простите, дорогой?! По колено в снегу, и ничего не видно, кроме бешеной круговерти. 

Опять та же сосна.

Он остановился, задыхаясь.

- Эй! Прекратите же! 

Чушь какая. Кому он кричит? Галлюцинациям? Уважаемая шизофрения, будьте добры... 

Фигуры как будто приблизились.

- Слышишь?... Эй, ты слышишь? Слышишь-слышишь?... 

- Нет! Не слышу и слышать не хочу! Вас нет! Нет!!!

Он обессиленно опустился в снег. Да что ж это такое? Он не верит, не верит в духов и прочую чушь!

Смех. Хрустальные колокольчики.

Глупо-то как. Ничего себе – подарочек на новый год: заблудиться в трех соснах и замерзнуть в сугробе, как последний бомж. Надо встать и идти дальше.

И еще раз вернуться сюда же. 

Да и сил идти не осталось.

Ну что теперь? Наладить все-таки контакт с галлюцинациями? 

Он лихорадочно пытался соображать. Предположим – только предположим! – что "они" реальны; тогда, возможно, им что-то нужно от него? Как себя с ними вести? Запугать их явно не удастся, злить тем более нет смысла. Остается понравиться им или разжалобить. Как там в сказке? "Тепло ли тебе, девица? - Тепло, Морозушко, тепло, батюшка". И Мороз девицу отпускает, да еще и награждает. За хорошее поведение. Ну и? 

- Что вам нужно? Чего вы хотите?

Хотелось, чтобы это прозвучало уверенно и с достоинством, – а вышел жалкий хриплый полушепот. 

Смех на секунду смолк: - Нужно? Хотим? – и взорвался снова: - Хотим-хотим-хотим! Нужно-нужно! Нужно!

- Что вам нужно? Что?!

Молчание. Смех. Метель, голубые искры. 

- Отпустите меня, а? Зачем я вам сдался? – получилось совсем уж жалко, но больше ничего в голову не приходило. 

- Отпустить? Зачем? Мы тебе не нравимся? Не-нравимся-не-нравимся? 

Он вытер лицо ладонью. Час от часу не легче. 

- Вы мне... нравитесь. Вы... красивые. Правда. Но...

- Нравимся? Нравимся! Нравимся-нравимся! Останься! Останься с нами, с нами!

- Я не хочу оставаться! – выкрикнул он в отчаянии. – Я не могу! Я... у меня жена! И ребенок... маленький. И... я люблю их!...

Ну вот, гениально. Какое "им" до этого дело? "У меня жена-раскрасавица, ждет меня домой, ждет, печалится". Идиотская привычка говорить цитатами. Постмодернистское мышление. Так и помрешь с цитатой, умник.

Их лица были теперь совсем рядом. Смотрели удивленно. Или опять кажется?

- Жена? Ребенок? Любишь? Любишь-любишь? 

Не понимают? Ну да, откуда им знать, что такое "жена". И что такое "любить"...

- Любишь? Жена? Любишь?..

Объяснить, что ли? Только как... Он зажмурился, вспоминая свою Люську. Застенчивую Люську, маленькую "серую мышку", не избалованную вниманием парней, - в компании она терялась и молчала в уголке, да и не любила компаний... Впрочем, и он-то общительностью не отличался. Их свели общие знакомые, воспылав рвением "устроить" их жизнь. И поначалу он не нашел в ней ничего особенного – как и все; кажется, и она в нем тоже. Сидели, говорили о чем-то необязательном - и оба чувствовали себя страшно неловко. А потом она что-то процитировала... да, всё началось, как ни смешно,  с цитаты: он машинально уточнил (только потом сообразив, что делать этого не следовало) – а она сказала: "Да, я знаю". И на его недоуменный вопрос пожала плечами: "Ну как-то... чтобы не решили, что слишком умная..." В этот момент он и понял, что она – это ОНА. Потом... потом им было очень хорошо вместе, и оказалось, что она умеет быть остроумной, смешной, энергичной, авантюрной, и он думал, как ему повезло и какие дураки все остальные, что не замечали ее. Была ли это любовь? Он не задумывался, ему просто было хорошо. А потом, уже после свадьбы, была тяжелая беременность, токсикоз, больницы – и страх, что с ней что-то случится, что он останется без нее. Вот тогда, когда он ясно понял, что без нее просто не сможет, - тогда, наверное... Когда смотрел на нее – похудевшую, в застиранном больничном халатике – и чуть не плакал от нежности... И Антошка, такой крохотный – один нос из пеленок торчит... И собственная смешная гордость от осознания себя – Отцом! И бессонные ночи, и бесконечный выматывающий круговорот вокруг младенца, и поверх всего этого – бесконечное же счастье от того, что они вместе, и теперь их трое, и вот это орущее создание в пеленках – их сын, маленький человечек... И никого больше не нужно – государство для троих, почти как у Воннегута. Ну куда ж нам без цитат, на том стоим. Ладно, пусть будет цитата. "Ты у меня одна, словно в ночи луна, словно в году весна, словно в степи сосна..."

 

Что-то изменилось. Было тихо. Абсолютно тихо – ни смеха, ни голосов. И ветра не было.

Он осторожно открыл глаза. Встал, огляделся, не веря: ровные ряды молодых деревьев, а впереди – рукой подать – шоссе. Конечная автобуса. Тропка, ведущая к остановке. И самый прекрасный в мире звук – шум проезжающих по шоссе машин. 

 

Когда он открывал дверь, руки дрожали. Который час? Полночь, больше? Как объяснить Людмиле, почему он так поздно, не поверит же! Небось, извелась вся. 

- Ты сегодня рано вернулся. А лыжи где? Господи, что с тобой, да на тебе лица нет!

Рано?!! 

Он перевел взгляд на часы. Мда... ай да галлюцинации... Что ж, и на том спасибо. Или – неужели это все-таки привиделось?..

- Люся, я... Люсенька... лыжи... сломалась лыжа, вот я и вернулся. И... и соскучился. Без тебя. 

Он обнимал ее, уткнувшись лицом в ее волосы, и отвечал, что ничего не сломал, не ударил, не болит, не простудился... А потом она сказала:

- Знаешь, а давай в следующий выходной попросим маму посидеть с Антошкой и пойдем на лыжах вместе? Чтобы не скучать?

- Давай... – тут он запнулся. Еще раз оказаться там, где...?  – Нет, знаешь... давай лучше пойдем вместе в кино, а? Что-то в лесу... холодно.